Примечание: Заметки Флакка Теренция выделены курсивом в квадратных скобках. Вставки отображаются в отдельных полях.
Меня мучают видения. Если я не сплю, то периодически вижу странные вспышки. Я жажду отдыха, но не могу заснуть. А когда засыпаю, сон забирает меня. Я изгнан в ужасное место, где смятение, ужас и одиночество разъедают мой разум, как черви, копошащиеся в моей груди, поглощают плоть. Острые, плавающие скалы, изрытые каньонами. Невозможные острова, окутанные громыхающими штормами. Теперь я верю, что меня больше нет.
Это сон?
Эти объекты — воспоминания из снов. Наверное, я посчитал их достаточно важными, чтобы зарисовать, но что это такое? Апокалиптические устройства? Я нарисовал слепого человека в облаке мотыльков. Я постоянно вижу его на периферии зрения, но когда я оборачиваюсь, там никого нет. Кто он? Может ли он помочь мне выбраться из этого проклятого положения? Или он существует только на этих страницах и в моей голове?
Это кошмарное царство протягивает ко мне свои душащие щупальца и утаскивает меня всё глубже. Оно захватило полностью мои сны. Кажется, что я нахожусь здесь, даже когда не сплю. Неужели на Тамриэль наложено страшное и сильное заклятие? В страшной хандре проходили дни. Я бродил по этой ужасной стране увядания и смерти. Даже земля и выпирающие из неё неровные скалы, кажется, ощутили на себе следы страданий.
[Малкур Валос, странник Хладной Гавани]
Мои сапоги покрыты мерцающим синевато-чёрным илом. Мой плащ вьётся на ветру, более пронзительном и ледяном, чем любая нордская вьюга. Мои глаза покраснели и слезятся от копоти и пыли, но влага в глазах не приносит облегчения. Потрёпанные ветром остовы деревьев, давно разрушенные постройки — всё почернело и медленно рассыпается в прах. Негостеприимная пустошь. Слабые крики из чертогов и рабских ям. Громкие металлические стуки и разрывающие душу звуки.
Я смотрю вниз на едкую воду. Мягкокожие твари копошатся в зарослях или роются в грязи. Я смотрю на почерневший остров, до которого я добрался, но не помню, как я здесь оказался. Останки старого трактира, который я посещал в Стормхейвене. Обугленные скелеты, сидящие и скалящие на меня зубы. Я нюхаю воздух. Слабый аромат лаванды. А потом вонь сгоревшего мяса. Я смотрю вверх, на небо в ледяном пламени.
Прошлой ночью в этом сне мне явился данмерский волшебник. Казалось, он был так же удивлён, как и я, когда увидел меня. Он назвал своё имя — Малкур Валос — и сказал мне, что мы находимся в месте под названием Хладная Гавань, план ОбливионаМолага Бала.
— Это не место для таких, как ты. Как бы ты сюда ни попал, советую тебе уйти и не возвращаться. — Я умолял его помочь. Но он уже пропал.
На ветру я услышал отдалённые отголоски издевательского смеха.
[Мрачная мельница, потерянная и потрёпанная]
Мой кошмар в Хладной Гавани не кончается. Промозглый ветер пробирает меня до костей. Перламутровая жидкость петляет по пепельной земле, маскируясь под реку. Вода имеет отталкивающее голубоватое свечение, а в её глубинах змеятся тёмные фигуры. Серая пепельная земля напоминает мне о мёртвых серых глазах на тушке мёртвого ворона, которого я обнаружил в подвале поместья, когда мне было четыре года. Мёртвая птица преследовала меня долгие годы.
Я брожу в одиночестве и страхе, и, кажется, меня не замечают. Я рисую грозные стены и ворота моего заточения. Да, это оно! Моё ужасное откровение: весь мир Хладной Гавани — это огромная тюрьма — даже для своих хозяев! Но почему? Какой смысл в маленьких камерах (с высокими кирпичными стенами и решётками) или герметичных камерах с несокрушимыми замками? Почему существуют тюрьмы внутри тюрем? Тюрьмы в тюрьмах?
Мне кажется, я помню своего тюремного проводника. Заключённого, запертого в этих стенах бодрствующего сна. Его имя… как он себя называл? Душелишённый? Впрочем, мой разум проецирует обман, так что эти слова могут оказаться бредом сумасшедшего. Теперь я помню голос пленника, но не его внешность. Мои воспоминания становятся мутными, медленно покрываясь ползучей тьмой. Видел ли я вообще своего проводника?
Видел. Видел! Мои проводники показали мне себя! Душелишённых много. Пустые тела, высохшие оболочки, движимые лишь ложной целью, внушённой хозяевами. Они говорят медленно и робким шёпотом, их языки частично отсутствуют. Злокрысы снуют и копошатся у их ног. Беспомощные формы. Неподвижные статуи. Но с мерцанием живой души. Жалкие оболочки. Грустные, испуганные, потерянные.
[Заключённая Лирис Титанорождённая]
Исхудалые лица проводников исчезают из моего поля зрения. Я заглядываю в камеру к крупной нордской женщине, жизнелюбивой и непохожей на увядших слуг даэдра. Титанорождённая, называют её душелишённые. Лирис Титанорождённая. Она не видит меня — моё естество нечётко и неправильно сформировано — но я вижу, как она молится своим богам. Её молитвы не приносят плодов. Восемь богов не могут услышать наши крики отсюда.
Нордка была приставлена к работе. Она трудилась вместе с другими, кого поймали, мучили и загоняли в рабство. Они заставляют работать всех. Аргониане и альтмеры откалывали огромные каменные глыбы. Данмеров и редгардов раздевают догола и заставляют таскать камни на одну из тысяч стен. Бретонские и имперские кузнецы превратились в оборванных и сгорбленных несчастных, высекающих узоры и руны… Ухмыляющиеся лица глядят из каждого угла.
Я не должен был работать. Я не был здесь по-настоящему, поэтому они не имели надо мной власти. Но не надолго, уверяли они меня… не надолго. Скоро я буду там. Буду одним из них. Присоединившись к одиночеству и безысходности в бессмысленном труде ради развращённой прихоти. На изуродованной, украденной земле. Украденной? Из Тамриэля? Да!
[Отчаяние]
Ненавистные дремора, проклятые даэдра, слуги Владык. В облике культиста Червя или великого князя, повелевающего усталыми угнетёнными, они существуют, чтобы насмехаться и мучить. Взгляните на их оружие и доспехи. Воровство! Они украли их, как крадут всё. Они не могут изобретать, только копировать. Их предметы — это украденные формы, рождённые смертным разумом, грубо сколоченные вместе, скопированные и извращённые.
[Я видел рычащую собаку, ковыряющуюся в своей грязной шерсти. Чешется. Выкусывает. Скалит оставшиеся зубы].
Искоренение всех качеств, которыми обладают человек и мер. Прогресс в военном деле и культуре. Изученные идеи и накопленная мудрость. Почитаемые обычаи и современная эволюция. Словно приставленный к чёрному зеркалу, я наблюдал за извращённой мимикой маркиназа. Я замечаю заливистое блеяние кланфира. Маркартскиие раны снова открываются, плоть обгорела и пузырится.
[Пёстрый лик шута, а затем — о, ужас! Лицо Гонории!]
[Цепи. Цепи. Цепи, цепи, цепи…]
Даэдра-пауки. Ненавистные. Отвратительные. Но что, если вы заблудились в их ужасном царстве? Что если вы не знаете, что делать? Тогда они вам нужны. Я думал, что меня завёрнут кокон и медленно сожрут. Но что на счёт дружелюбия? Разговоров? Шуток? Только если вы верите, что эти притворщики способны на сострадание. Они плетут паутину для Молага Бала. Их воображаемая помощь только подрывает мой рассудок. Мне надо помочь уйти с утёса, а не толкать меня с него. Даэдра. Проклятые даэдра.
Я остаюсь в своей островной хижине — доме, который никогда не был домом. Стук в дверь в полночь. Входит Кефлетак — ещё один даэдра, зивилаи. Не такой уж и добрый. Одичавший демон открыл мне рот, и слова полились сами собой, и я рассказал ему всё. Всё о Гонории. Её любимый рецепт сладкого рулета. Какое мыло она использует, когда принимает ванну. Запах её подушки и благовоний. Пока я рыдал, он смеялся. Сказал, что найдёт её, навестит и…
Не должен думать об этом. Не должен. Прогоните эти мысли из моей головы. Что я делаю? Составляю справочник того, что меня заставляют видеть. Да, да, да. То, что я вижу, это даэдра. Справочник по даэдра! Возможно, это поможет. Кому? Имперским провидцам? Картина отгоняет тьму, заполняющую уголки моего сознания. Записываю всё. Заполненный журнал перед похоронами учёного.
[Дом на острове — это место, где меня держат в Гил-Вар-Делле. Но когда я выглядываю, я вижу это]
Огримы, они же даэдра. Как они выглядят? Я нарисую их, сзади и спереди. С шипами. Чешуйчатые. Руки, похожие на лапы. Неухоженные ногти, как у великана. Шипы и бородавки, подбородки и прищуренные, сверкающие глаза. Что они делают? Я напишу. Огримы, они охраняют. Простые, но сильные. Мучают своих подчинённых. Ворчат, молчат. Лечат, но не пускают кровь. Хммм… А что бы бежало из них, если им пустить кровь?
Фокус. Рисовать даэдра, делать это правильно. Правильно, детали нельзя забывать. Когти вонзаются в бледную плоть. Вырвать вересковое сердце? Мягкий и податливый, как жареный поросёнок. Ниша в углу для компаса. Дикость. Ты слышишь неглубокое дыхание? Слабое? Нет, прислушайся. Не надо вспоминать. Нет, нет, нет, моей первой любовью была Айрис. Помнишь её доспехи с шипами? Она расхаживала так, будто ей принадлежал почти весь Бравил! Она погибла на войне.
[Выдавлено из лица. Откатывается. Наклоняюсь, чтобы подхватить. И всё ещё могу видеть после этого! Ха!]
Я снова проснулся в своей хижине, всё ещё прикованный к Гил-Вар-Деллю. Я слаб и одинок. Мои записи — каракули сумасшедшего. Кто-то помутил мой рассудок, я не помню этих слов. Но я помню сон прошлой ночи — отвратительный и яркий. Молаг Бал поглотил босмерский город Гил-Вар-Делль в одну ужасную ночь. Проявленная жестокость была ни с чем не сравнима. Я не мог удержаться, чтобы не посмотреть на пиршество. Была резня! Но это были отголоски далёкого прошлого — это случилось в Первую эру.
Бог Вероломства становится всё сильнее. Его скверна обширна, а желания всё более безрассудны. Жатва душ. Мучения Тамриэля. Мундус и его план Обливиона всё ближе к слиянию с каждой поглощённой им душой. И вот Молаг Бал пришёл в Сиродил. Армия даэдра и легион нежити опустошают Бравил и уничтожают мою родину.
[Слава Империи!]
[Да здравствует красный алмаз!]
Я провожу день (ночь? постоянные сумерки?), рисуя новые ужасы из снов. Сиродил был охвачен войной, и мой любимый Бравил был в огне. Оставшиеся в живых люди ошарашенно смотрели на руины «Счастья чернокнижника» на северной площади, фасад которого превратился груду щепок. Мои кузены из Четвёртого легиона, они так гордились своими имперскими мундирами. Я слышал новость, что Постумиан стал центурионом. Что станет с ними, если это видение станет явью?
Хотел бы я быть таким же искусным в обращении с клинком, как мой брат. Моя казнь после убийства слишком амбициозного Эмерика, скулящего Йорунна или напыщенной Айренн ознаменовала бы достойную загробную жизнь рядом с Реманом. Сон сказал мне то, о чём я давно знал. Никто не строит так, как Империя. Ни один ремесленник не может сравниться с имперскими мастерами. Значит, это зависть? Должны ли провинции уничтожать то, с чем не могут сравниться? Подумать только, я пил и веселился в компании этих извергов. В Обливион вместе с ними.
[Из моих видений. Альянсы маршируют по моей родине. Смерть и пожары. Почему они так ненавидят нас?]
Нет, подождите… я передумал. Хотя различные альянсы нападают на мой любимый Сиродил, они не виноваты. Причиной раздора стал поганый князь даэдра Молаг Бал, его чемпион Маннимарко и все его маленькие прихвостни. Культ Каменного Огня на подъёме. Весь Тамриэль охвачен хаосом. Трещины в отношениях между провинциями превратились в глубокие разломы.
[Альянсы сражаются за Имперский город. Но якоря упадут! Будь ты проклят кровавый, кровавый Молаг Бал!]
Небольшая композиция перед тем, как меня застанет разложение. Кошмар начался после приглушённого звука труб. Затем тишина. Звон колокола. Даже ветер утих. Потом началось. Сначала лязг, визг и скрежет металла. Цепи спустились с небес, гигантские когти приблизили даэдра к Нирну и отправили к нему ещё больше душ. Тёмные якоря Молага Бала, выкованные в рабских ямах Хладной Гавани. Я видел их! Я вижу их сейчас!
[Погибель от Тёмных якорей. Хладная Гавань приходит в Мундус]
Разве они не знают? Они должны понять! Тёмные якоря теперь падают на Сиродил. Милая Мара, они режут и пробивают наш священный камень, наши чудесные крепостные стены, пожирая Имперский город. Небо разверзнется, и даэдра придут. Сначала те, что разбегаются. Затем те, что ищут пищу. Но Молаг Бал выпустит титанов. Даэдрических титанов! Огромные, крылатые и уничтожающие. Наши боги оставили нас.
[Не надейтесь, ибо титаны придут. Все падут]
Беспорядочнее смерти. Охваченный сражениями и яростью. Свеча Сиродила мерцает и гаснет. Слуги и властьдержащие — никто не избежит ни острого зуба, ни зазубренного лезвия, ни раздирающего крюка, шипа или клюва. А Молаг Бал будет смотреть из своего дворца в Хладной Гавани, будет злорадствовать, насмехаться и пожирать души смертных.
[Насмешка — всё это насмешка. Разве не смешно? Не должен смеяться — не могу остановиться].
[Ещё? Почему ещё?]
У Повелителя Жестокости самый ненасытный аппетит. Чем больше душ он поглощает, тем больше ему хочется. По мере того, как его хватка сжимается и весь Тамриэль задыхается, его власть невозможно сдержать. Жертвенных алтарей будет недостаточно. Тайных заговоров с целью сожрать немногих поборников надежды будет недостаточно. Поэтому он призовёт их, их, их — жнецов. Они пожинают всё больше и больше душ.
И как они собирают урожай? С помощью добродушного танца? С флейтой барабаном и песнями, чтобы выманить душу? Нет! Они высасывают, высасывают, высасывают. Они вливают магию пустоты в свои многочисленные пальцы. Они заставляют вас встретиться лицом к лицу с пустым небытием. Они заманивают вас внутрь, используя ваши слабости, ковыряясь в этих ранах, пока они не расцветут ужасом и покорностью. Они ненавидят любовь и любят ненавидеть…
[Я вижу Его, моего Бога Вероломства, я рисую Его. Ясно и отчетливо, со страхом и болью]
Молаг Бал торжествует. Каждый смертный Мундуса поглощён. Мы ползаем в его грязных стоках, рабы его абсурдных прихотей на веки вечные и до скончания времён. Невидимый дом исчез. Тело на островной скале скорчилось, скрестив ноги. Глаза бездыханного тела закатились, слёзы все выплаканы, челюсть отвисла от смеха. Чумные нарывы набухают и сочатся густым зелёным нагноением. Руки отделённые от тела танцуют в болезненном ритме, управляемые скрытыми струнами. Тело несёт вперёд, его приподнимают невидимые механизмы. Затем оно падает скомканной кучей, покачиваясь на краю пропасти.
Я падаю в объятия Гонории. Я резвлюсь с ней на лугах, как в моей юности. Я просыпаюсь в нашей супружеской постели, на свежем белье. Стало тепло и уютно, когда моя любовь прижалась ко мне. Я заглядываю на десять или двадцать лет вперёд. Я буду пересказывать эти истории своим детям. А когда-нибудь и внукам.
Нет, нет, нет. Огромное копошащееся скопление чёрных червей появляется, чтобы проглотить меня.
Нет. Нет, нет, нет.
Писец Империи планировал путь из Бравила. Флакк пересёк Нирн по воле канцлера.
Записывал свои мысли в книгу с кожаным переплётом.
Наполненная размышлениями и красочными изображениями, она вызывала чувство гордости.
Когда он путешествовал по Тамриэлю, его без проблем принимали во всех провинциях.
Многие знали, что он шпионит. Что он безумен и проклят.
Когда его захватило зло, учёный пытался сопротивляться.
Но на коже появились ожоги, его судьба была предрешена — клеймо Червя.
Враги на каждом углу, страхи во сне по ночам.
Тёмные охотники окружают. Его разум в постоянном страхе.
Он все ещё держался, когда жалкая болезнь лишала его рассудка.
Бедный Флакк, жизнь ушла, связав его с Молагом Балом.
